[Hinata29]

16.02.2011 в 15:26

Пишет  Белоснежжка:

Название: Хиеку-зоку
Автор: Белоснежжка
Бета:  almost_alice
Пейринг: Неджи/Хината
Рейтинг: PG-15
Жанр: ангст, романтика
Саммари (описание):
Состояние: закончен.
Дисклеймер: отказываюсь.
Размещение: только с моего согласия.
От автора: лично я не несу никакой ответственности за этот жуткий инцест, все предъявы к моему альтер-эго.

часть 2

*Хиеку-зоку
Хинате казалось, она переживет это легче. Многослойное свадебное кимоно, облегающее тело, подобно савану, стискивает грудь невидимыми тисками, а волосы, уложенные блестящими бантами в таю*, оттягивают тяжелые канзаши** и гребень из слоновой кости. Из-за этого голова непроизвольно запрокидывается назад, а нос кажется горделиво вздернутым кверху. Она с трудом передвигается к алтарю — кто бы мог подумать, что свадьба окажется такой мукой с чисто физиологической точки зрения. Ей хочется посмотреть на Неджи, но она упорно рассматривает носочки нежных европейских туфель — подарок матери жениха и единственная уступка со стороны отца, приверженца традиций.
Лживые клятвы легко слетают с уст, когда она смотрит в черные глаза будущего мужа. Ее губы трижды касаются священной чаши, а тело завернуто в непорочную ткань, поблескивающую шелковыми узорами, и на миг Хината вдруг чувствует себя не невестой, а жертвоприношением во имя слепого рока.
— Да, — говорит она священнослужителю.
— Да, — говорит она тому, кто скоро станет ее мужем.
Бессмысленная, но неизбежная смерть.
Его зовут Кей. Он молод, красив и раздражает ее. И когда гости медленной вереницей вслед за ними передвигаются в соседнее храмовое помещение, она ловит тяжелый взгляд Неджи. Взгляд, которым принц разбудил свою спящую красавицу, не имеет с ним ничего общего. Но вопреки сказке, пелена отупения, делающая жизнь сносной, сползает с Хинаты, как свадебное покрывало с блестящих волос. Мир болезненно яркий и отвратительно шумный врывается в нее со всех сторон. Она неожиданно остро чувствует прикосновения супруга и его глубокий мужской интерес к себе, замаскированный его официальной улыбкой. Ей не нравится это, ее отталкивает, пугает этот интерес. Она не хочет быть привлекательной для кого-то, кто не привлекает ее.
Последний раз она ощущала нечто подобное рядом с Кибой, но была слишком ребенком, чтобы понять значение этого чувства.
Хината вновь опускает взгляд и ловит телом дождь вишневых лепестков, который, подобно сотням маленьких розовых ожегов, оседает на белом кимоно.

Ей отвели спальню в самом центре дома. Не считая комнаты матери мужа — это самое тихое и благоприятное место в доме, с верандой в сад. Он заходит, когда она едва живая от усталости, падает на напольные подушки и вытягивает из волос тяжелые шпильки, украшенные золотыми шарами и бриллиантовыми птичками.
— Ты такая красивая, — шепчет он, лаская ее плечи, а Хината немеет от шока.
Врываться в спальню вот так, пока не прошла церемония завершения?! Но вспоминает, что Кей и его клан не слишком придерживаются традиций.
Он имеет право на ее тело и сердце, но Хината все же предпринимает вялую попытку:
— Но все ждут нас, это невежливо по отношению к вашей матери.
Он глухо смеется и тянет ее на пол:
— Они все поймут.
Они все поймут. И Неджи тоже поймет, почему они не пришли на церемонию завершения.
Он не распускает пояс из тяжелой парчи и даже не снимает кимоно, а просто задирает его наверх и нетерпеливо вталкивается в ее тело. Хината лежит на покатом узле оби, и ее тело нелепо выдается вперед животом — самым беззащитным местом. Постыдная и неудобная поза. Она покачивается от вторжений и скользит пальцами по гладкому полу в поисках точки опоры, но когда она с облегчением думает, что все закончилось — все начинается снова. Хината зажмуривается, и считает толчки, как в детстве считала на ночь овечек. Один, три, десять. Столько, сколько нужно, чтобы отключиться.
А утром, она смущенно уверяет мужа, что ей слишком непривычно жить в комнате с мужчиной и она предпочитает остаться на женской половине дома.
На весь день она остается в доме и помогает перебирать рис к обеду, а позднее готовит сладкую бобовую пасту для вечернего десерта. Но к ночи, когда веселые домашние разбредаются по саду, куда выходят двери гостиной, Неджи находит ее.
— Несомненно, — говорит он матери мужа, на нежелание отпускать невестку, — Но, она все же шиноби, а клан Хьюга — боевой клан. И несколько дней без тренировок губительны для развития техник.
В конце концов, брак заключен не ради миловидности и кротости Хинаты, а ради нового генома. Нет смысла губить новое приобретение. Наверное, Хината должна ненавидеть их за столь откровенную куплю-продажу, но ее новая мать — суетливая, растерянная и немного грустная женщина. Ее новый отец — рано постаревший и такой же растерянный, как и его жена. Они оба не понимают, откуда и зачем им столько власти и денег — лишь факт наследования после смерти брата нынешней главы клана. Они смотрят на Хинату не как на дочь, а как на божество, высокомерный клан которого соединил свою голубую кровь нового генома с их грубой красной кровью торговцев. Они даже не понимают, что этим браком отдали Страну льда под фактическую юрисдикцию Конохи и политическую власть страны Огня.
Ее новые отец и мать — жалкие и трогательные люди. И когда они накладывают Хинате непомерно большую порцию суши и уверяют, что нужно кушать больше овощей, трогают ее парчовое кимоно, расшитое шелковистыми серыми облаками, не осмеливаясь приобнять за плечи, ей отчаянно хочется, чтобы эта незнакомая игра в семью, стала хоть немного настоящей.

Они уходят тренироваться к зарослям густого тутовника. Их не сразу заметят даже если подойдут вплотную.
— Бестолковые и бесполезные, — равнодушно говорит Неджи, подразумевая ее новую семью.
«Они милые. И любят меня», — хочет сказать Хината и вкладывает невысказанные слова в поцелуй, словно тайное послание.
— Ты устанешь от них. Ничто так не тяготит, как привязанность незнакомых, — отвечает брат на молчаливый протест, медленно покоряясь ее ласкам.
Они катаются по жухлой, предзимней траве, нетерпеливо трогая друг друга. Льдинки в серых глазах брата тают, его тело горячее, словно огонь и Хината тянется навстречу этому жару.
Молодой господин в политической поездке, а новая семья занята переездом в новый дом — ее и Неджи никто не беспокоит. Как и раньше никому нет до них дела.
Это прекрасные дни.
Которые кончаются также внезапно, как пришли к ним.
Сначала возвращается нелюбимый муж, после его сестра, а спустя неделю они переезжают в новый дом, где нет ни сада, ни зарослей тутовника. Единственное, что хорошо — Хината, вопреки уговорам матери, забирает себе пустые покои в самом конце дома, вместе с Неджи.
— Мы тренируется слишком рано. Чтобы никого не будить, — с несмелой улыбкой поясняет она за завтраком.
Никому не приходит в голову, что столь явное нарушение приличий может быть вызвано другой причиной. В конце концов, они брат и сестра.
О своем решении она почти жалеет в ту же ночь, когда муж вновь приходит к ней в спальню. Наверное, в этом нет ничего странного — они не виделись десять дней и ночей. На этот раз он нежен и нетороплив и Хинате труднее скрыть свое отвращение. Она закусывает губы и покорно ожидает окончания пытки. Она проклинает скрипящую европейскую кровать и думает о Неджи, которые должно быть слышит эти протяжные скрипы и стоны молодого супруга.
На миг Хинате кажется, что она изменяет брату с этим незнакомым мужчиной, а не наоборот.
Но только на миг.
Когда муж, покидает ее спальню, она тихо бредет в душ, зная, что когда она вернется — ее будет любить уже другой мужчина.
— Неджи, — будет шептать она, сплетая с ним пальцы.
— Хината, — ответит он, пронзая ее тело.

Но ничего не заканчивается на этом. Он приходит вновь и вновь, не в силах насытиться юной женой, а она вновь и вновь покорно скидывает перед ним нижнее кимоно. И в одну из таких ночей, муж вдруг кажется ей огромным скользким насекомым, заползшим в ее кровать. Ей хочется оттолкнуть, сломать его жадные руки, вывести с груди его поцелуи, как пятна с испачканной одежды, исторгнуть из себя его семя. И в этот миг ее тело больше не принадлежит ей — чужое и оскверненное. Кей ставит на ней невидимое клеймо, как когда-то Хьюга прожгли лоб Неджи.
И когда он, наконец, уходит, она ждет прихода брата, все также бесстыдно раскинув ноги и не в силах пошевелиться.
Она становится небрежна в одежде и невнимательна к матери. А яркий свет и слишком резкий звук причиняют ей почти физическую боль. Словно раненой лисице, ей хочется заползти в нору и в одиночестве зализывать свои раны.
Ей хочется оттолкнуть их всех. Даже Неджи. И не проходит и месяца, как она закрывает перед ним дверь комнаты. Она прислушивается к его тихим шагам и прячется с головой под одеяло, чтобы не знать, когда он развернется и уйдет обратно.
А на следующее утро, он ломает ей руку. Во время тренировки. Хината успела позабыть о столь явной физической боли и не удерживается от тихого вскрика. На лице брата холод бесстрастия, когда он разглядывает рану, но Хината думает, что этот перелом — случайность. Они возвращаются домой с окраины города и не смотрят друг на друга, в этот миг вместе с рукой, ломается что-то важное между ними.

Неджи нравится своей новой сестре — Кейко. Та не особенно хороша собой и без особого вкуса, но бойкая и жизнерадостная. Рядом с ней Хината кажется холодной и пресной, как рыба.
— Мне нравятся золотые рыбки, — смеется Кейко и сверкает черными глазами в сторону Неджи, и зачерпывает ладонью прозрачно-льдистую воду бассейна.
«Какая чушь...» — написано на красивом высокомерном лице брата, но, видно, Кейко приятна ему, и он склоняет голову в вежливом согласии.
— А вам? — не отстает Кейко и чуть дергает Хинату за рукав летнего юката.
«Только в виде якимоно****,» — брезгливо думает та.
— Если их шесть, они приносят счастье, - безразлично говорит Хината и откидывает тяжелую голову назад, опираясь на ладони, и подставляет сухому предосеннему солнцу незащищенное горло.
Кейко не понимает японской приметы и беспомощно смотрит на свою невестку, зато Неджи неожиданно оживляется.
— Ты столько не съешь, — поддразнивает он Хинату с неожиданно нежной улыбкой.
— Я поделюсь с тобой, — вяло отвечает та, рассматривая Кейко.
Даже сквозь отупение, она еще чувствует недовольство близостью этих двоих.
Кейко непонимающе переводит глаза с невестки на Неджи и обеспокоенно восклицает:
— Ой, нет. Золотых рыбок нельзя есть!
И тут же смеется своей детской фразе, Неджи усмехается в ответ, а Хината слишком мертва, чтобы опечалиться.

* * *
Она не знает, в какой момент начинает желать ему смерти. Она даже не знает, чьей смерти желает больше — смерти брата, разлюбившего сестру или смерти мужа, мучающего ее своей любовью.
«Хорошо бы он умер,» — думает она, вспоминая лицо Кея.
Она словно кошка, а эта мысль, подобно маленькому мышонку стремится ускользнуть из ее головы, но Хината знает — она может поймать ее в любой момент. Но, как и много раз до этого момента, у нее не хватает решимости взять ответственность за свою судьбу. Как и пять лет назад, она запирается в комнате, тихая, словно тень и пасмурная, как дурное настроение.
Она бросает тоскливый взгляд в окно и видит Неджи прижимающего Кейко к темному пикообразному забору, и омертвевшее сердце бьется в груди, словно колокол. Она отстраненно наблюдает этот быстрый секс и пытается найти причину легкой неправильности в их позе. И вдруг понимает ее — Неджи смотрит прямо на Хинату, отвернув темноволосую голову любовницы. В серых глазах — лед и желание. Желание к ней и любовь к ней.
К ней, не к Кейко.
Хината отшатывается от окна и сжимает побелевшие от ярости губы. У нее нет права на ярость, нет права на ревность — из них двоих, сбежала она. Это она оттолкнула Неджи и сломала их горький детский союз. И когда в комнату заползают тихие вечерние тени, она вдруг думает, что, возможно, всегда хотела этого. Пять лет назад, избавиться от влияния брата означало вырасти. Но и тогда и сейчас, она все еще нуждается в нем.
Она еще борется, лаская мужа в ответ и пытаясь представить брата, должно быть, также поступал и он, когда овладевал Кейко.
Напрасно. В отличие от Неджи, у нее совершенно нет воображения.
В эту ночь она приходит к нему сама. Он стоит в центре комнаты — темный и неподвижный, словно давно уже ждет ее, подобному неотвратимому року.
— Неджи... — шепчет она, но голос ломается в самой сердцевине звука.
Поэтому она просто подходит и вновь берет его себе, вновь отдает себя ему. И в ночном безмолвии, они вновь соединяются в единое тело, заново влюбляясь друг в друга телами, сердцами, взглядами. Она влюбляется в холодный туман его глаз, горячие губы, в его сердце, лишенное покоя также, как и ее собственное. И только холодные белые звезды видят, как долго они перетекают из тела в тело бесконечными отражениями друг друга.
Ей не хочется, чтобы наступало утро. Не наступал бы день, не наступала бы новая ночь. Чтобы этот яркий миг остановился, и они лежали бы вот так всегда — она, приникнув к его груди, а он, обнимая ее за плечи.

Он расстался с Кейко. Хината замечает это лишь через сутки, когда начинается подготовка к празднику урожая — бледное, погрустневшее лицо сестры мужа выделяется черным пятном горести на фоне всеобщего оживления. Сама же Хината расцветает, словно поздняя осенняя роза, и проходит мимо соперницы, подобно прекрасному монстру, питающемуся чужим несчастьем.
Они с Неджи, держась за ручки и под предлогом тренировок, уходят к окраине леса на целый день, иногда не возвращаясь и к ужину. Их снова только двое, и снова они — эхо, влюбленное в собственный, бесконечно повторяющийся звук, давно забывшие, кто из них двоих голос, а кто его отражение. Их счастье золотистое, легкое и почему-то пахнет апельсинами, которые каждое утро подают к столу. Настолько ощутимое, что иногда Хинате кажется, что она может вынуть его из груди и смять в ладонях.
Наверное, они не осторожны. Иногда ей кажется — у Кейко странный, угрюмый взгляд, но Хината слишком счастлива, чтобы выпустить руку Неджи.

Кей возвращается через месяц, но это слишком малая передышка. Она слишком отвыкла от него, но вновь бессловесно подчиняется его требовательным поцелуям. И после, когда они лежат в постели, и он шепчет ей висок какие-то сладкие глупости, ей неожиданно остро хочется столкнуть с себя его тяжелое липкое тело. А когда он, наконец, уходит, она, впервые за этот год, чувствует себя изнасилованной. Пошатываясь от пережитого физического унижения, она снова запирает дверь, как и за несколько недель до и снова с головой прячется под одеяло.
Это утро мутное и серое, словно небо тоскует с ней вместе. Она бы осталась в комнате в такой день, но что-то тревожит ее, и Хината подчиняется этому глубокому зовущему чувству. Дрожащими пальцами она заправляет пряди волос в тяжелый бант и спешит на женскую половину дома.
Кей еще жив, но глаза уже заволакивает слепая дымка, а горло судорожно дергается в предсмертных хрипах.
— Упал с обрыва. Лошадь насмерть, а он вот... — беспомощно бормочет мать и мечется между постелью раненного сына и дверью.
Хината застывает от ужаса — она отчетливо видит следы Хасангэки*****, смертоносной техники Неджи. И если супруг не умрет до прихода доктора, это будет несложно определить по неровной, затихающей чакре. Если он не умрет, умрет Неджи, как преступник А класса.
И эта мысль превращает ее в чудовище.
— Я знаю несколько медицинских техник, — говорит она матери, — но мне нужно несколько бинтов и горячую воду.
Та растерянно кивает и выбегает из комнаты. Хинате не нужны ни бинты, ни вода, ей нужно лишь несколько секунд — она наклоняется над телом мужа и техникой мягкой руки давит слабый голубой комочек, едва тлеющий в его груди.
— Прости, прости... — шепчет она, и ее первые слезы падают на уже умиротворенное лицо.
Она хотела, чтобы он умер, но не хотела его убивать.
Кейко стоит в дверях и не отрываясь смотрит на Хинату.
Как долго она стоит так?..
— Прости, — шепчет Хината, заглядывая в черные от горя глаза, и выскальзывает вон — легкой неслышной тенью.
А на следующее утро, Хината вдруг понимает, что беременна — не больше недели. Кея не было около месяца, а значит ребенок, чье сердце стучит под ее собственным сердцем — дважды Хьюга.

День похорон — последний перед наступающими холодами — неожиданно яркий и по-летнему теплый. В доме всем заправляет Хиаши и еще несколько человек из Конохи, а ее новые родители, беспомощно жмутся друг к другу — чужие в собственном доме.
Кейко ничего не сказала, но алая нить связи между Хинатой и Неджи вдруг резко обнажается. Новые родители больше не смотрят на Хинату с любовью, смотрят с ужасом, словно только сейчас видят их не как Хинату и Неджи, а как единое жестокое божество, покалечившее их жизни. Они не понимают своих чувств, но доверяются им. И когда Хината говорит о своей месячной беременности, в их глазах не радость, а шок.
На правах безутешной вдовы, она прижимается виском к сердцу брата и на короткий миг, отец и мать видят в них не брата и сестру, а сложное системное уравнение с двумя неизвестными вместо ответа. Двух чужеродных детей, исторгнутых из глубины неизведанного нового генома. И где-то сердцем их новые отец и мать отвергают свою приемную дочь, как однажды ее уже отвергли собственные родители.
Но Хинате все равно — нельзя причинить одну и ту же боль дважды.
Она обнимает брата и искренне оплакивает своего мужа. Просто она плачет не от горя, а от облегчения. Никто не останавливает их, когда Неджи осторожно придерживая ее за локоть, уводит от могилы.
Когда они уже выходят за ограду, Хината бросает беглый взгляд на Кейко. Она все еще не понимает, почему та ничего не рассказала, но теперь ее это уже не беспокоит, теперь опорочить Хинату — значит выступить против будущей главы своего клана, который подобно слабому плоду медленно зреет в глубине ее тела.
И когда они остаются с Неджи наедине, она ласкает пальцами его теплые губы и ловит его дыхание, подобное нежному ветру. Любуется его по-звериному гибким сильным телом, его запретной зимней красотой. «Это было для меня? — хочется спросить ей. — Или ради себя?»
— Я сделал это для нас, — шепчет брат.
— Да, — кивает Хината и морщит аккуратный носик в неумелой насмешке.
В ее понимании — для нас — это для себя. Ее брат так эгоистичен!
— Он больше не заберет тебя, — тихо поясняет Неджи.
Никогда раньше он не говорил ничего подобного. Хината тает от этих слов, как Снегурочка на весеннем солнце. И вдруг понимает то, что ее брат понял намного раньше — обратное тоже верно. Для себя — это значит для нас. Вместе они могут все, а по отдельности только в полкрыла. Хината и Неджи столь различные по характеру в конечном итоге приходят к одному беспощадному знаменателю — своей неразрывной связи.
И если любовь действительно слепа, то кто посмеет осудить их за близорукость?

В день отъезда, погода снова портится, и приближение зимы кажется делом нескольких часов. Хиаши озабоченно усаживает Хинату в паланкин, не желая рисковать жизнью будущего наследника, и рассматривает дочь с внезапным удивлением и уважением — наверное, чувствует что-то неясное с этой внезапной смертью Кея.
Как странно... Оказывается, для того, чтобы он полюбил ее — надо было просто убивать. Пойми она это на год раньше, Хината обрадовалась бы такому простому решению своей проблемы. Но не теперь. Теперь ее сердце закрыто для отца — герметично.
Оно закрыто для всех, кроме Неджи.
Она привычно отыскивает взглядом Кейко и больше не чувствует себя предательницей, когда видит ее горькую худую фигуру в веренице провожающих. Она все поняла. Это Кейко — предательница. Кейко, которая предала Кея и выбрала Неджи — разве можно такое понять? Хината никогда бы так не поступила — она бы выбрала брата. Она всегда будет его выбирать.
Но на секунду этот темный, страдающий взгляд добирается до ее однажды остывшего сердца. Она и Неджи — они пришли в этот гостеприимный дом и взяли больше, чем имели право — Кея и Кейко. Они лишь воры, отнявшие самое дорогое и покалечившие то, что не смогли отнять.
Но Хината не скажет им свое «прости», она сделала свой выбор — она выбрала Неджи.
А это значит — ей не о чем жалеть.

* Хиеку — зоку — птица, у которой два тела, но у каждого только по одной лапке и одному крылу. Жить и летать эта птичка может только когда оба тела вместе
**Таю — японская сложная классическая прическа
***Канзаши — декоративная шпилька для волос.
****Якимоно — рыба, жаренная на решетке
*****Хаккэ: Хасангэки (Удар: 8 небесных точек разрушения) навсегда лишает противника контроля над чакрой, разрушая все каналы чакры.